«Это как в космос слетать»: Евгений Гришковец о путешествии на ледоколе и новых проектах

В этом году известный писатель, актер и режиссер Евгений Гришковец представил новую постановку в театре им. Пушкина. За время локдауна он написал две книги, а сейчас готовится к экспедиции на Северный полюс на атомном ледоколе. О дискриминации театров, несвободе и новых проектах Гришковец рассказал в интервью РИАМО.

- Евгений Валерьевич, в феврале этого года в Театре имени Пушкина состоялась премьера спектакля «Между делом», поставленного по вашей одноименной пьесе. Вы рассказываете об уголовном преследовании талантливой художницы. Тема для вас необычная. Почему вы решили поговорить об этом со зрителем?

- Сюжет этой пьесы автобиографичен. В его основе – реальная история моего знакомства и участия в судьбе талантливой поэтессы и певицы. Она была осуждена на шесть лет по 228 статье УК («Незаконное приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств» - прим. ред.). Это очень непростая история, но, главное, я уверен в том, что она – большой талант, который нужно спасти.

В жизни, в отличие от пьесы, эта история неоконченная, она продолжается. Сама тема о художнике в заключении для русского искусства, конечно, не нова. Но в моей жизни такое случилось впервые.

Я побывал в женской колонии. Видел, как там все организовано и что там вообще за люди. Это произвело на меня неизгладимое впечатление. И мне непременно захотелось осмыслить художественно свой опыт.

- Поэтому вы и решили самостоятельно поставить «Между делом»? Потому что это очень личная для вас история?

- Да, эту пьесу я решил не отдавать в чужие руки. И для меня было важно, где она будет поставлена. В результате я познакомился с новой труппой, с новым театром. Театр имени Пушкина – прекрасный театр с по-настоящему творческим коллективом. Здесь я обрел не просто единомышленников – соратников.

Певица Перукуа – о гендерной паранойе, красивых русских женщинах и избалованных мужчинах>>

- Главный герой — писатель Леонид Весневич — пытается помочь заключенной художнице Зинаиде, хотя она ему не родной человек. Зачем это ему?

- Для него это – попытка совершить благородный поступок. Он считает, что его долг – постараться сделать все для того, чтобы человек в колонии не погиб как художник, как творческая единица, чтобы не разуверился в жизни, не опустил руки, не пришел к выводу, что искусство, поэзия, музыка – это ничего не стоящая чепуха. От этого страдают близкие: его жена, сын, друзья. Он и сам мучается, ведь своей попыткой он может сломать жизнь других. Но герой просто не может иначе.

- Вы говорили, что всю жизнь пишете об одном герое, который взрослеет вместе с вами. Как он изменился, каким стал?

- Ну, он все менее и менее приятный (смеется). Он становится все сложнее, нетерпимее. Приобретаемый им жизненный опыт отнюдь не радужный. Поэтому ему все сложнее сохранять спокойствие и толерантность.

- Да, наш опыт сейчас омрачен как минимум новостной повесткой: достаточно упомянуть коронавирус. Сказалась ли пандемия на вашей работе?

- Конечно. Сегодня театр дискриминирован, до сих пор не сняты ограничения на посещение. Я живу таким образом: в основном езжу на гастроли в провинциальные города. При этом театры и концертные залы не снижают арендную плату. Простая математика: в зал допускается 50% зрителей, и, если актер хочет получить тот же самый гонорар, ему нужно поднимать цены вдвое. Но ведь у людей денег больше не стало.

Приходится играть себе в ущерб, потому что в сложившейся ситуации поднимать цены на билеты я считаю свинством. Я так не делаю, и многие достойные люди так не делают. А те, кто так поступает, по-моему позорят профессию.

Потому что нужно понимать, зрители сегодня наши товарищи по несчастью. Те, кто сейчас ходят в театры, – это самая лучшая аудитория, это те, кто не может жить без театра.

Сергей Безруков: «Мы готовы играть даже для 10 процентов зала»>>

Пострадали и другие проекты. До локдауна мы с группой «Бигуди» записали новый альбом «Человеку – человек». Мы репетировали, хотели отыграть его в гастрольном туре по всему Поволжью в марте 2020 года. Но концерты отменились, а группа распалась. Никаких концертов уже не будет, и вряд ли мы когда-нибудь соберемся снова.

- Как думаете, когда в творческой среде все нормализуется, вернется в прежнее русло?

- Пока она будет дискриминирована – ничего не вернется. Сами посудите, как можно объяснить то, что ограничения на посещение касаются только театров, филармонических залов и концертных площадок? Почему так? Весь остальной бизнес работает. Есть много ночных клубов, куда приходит гораздо больше людей, чем в театральные залы, больше 1000 человек, и там люди общаются гораздо теснее и гораздо дольше.

При этом люди стали с большой опаской покупать билеты. Раньше их приобретали за месяц, два, и это была норма. Сейчас на заявленные концерты заранее билеты практически не берут, особенно в провинции. Получается, невозможно планировать гастроли и понимать, как и что будет дальше.

«Поговорить по душам с Бабкиной не удалось»: участница о закулисье «Модного приговора»>>

- Возникают извечные два вопроса: кто же виноват и что с этим делать?

- Я считаю, что и мы, и Европа, и Америка очень плохо справились с этой ситуацией. Мы проявили апатию, мы не смогли защитить свои права. Потому что в тех мерах, которые принимаются во многих странах, мало смысла.

Я был в апреле в Греции, там люди выходят из дома по смс-сообщениям, с 9 вечера до 6 утра у них комендантский час – это бред.

В продовольственные магазины пускают ограниченное количество людей и там очереди, а в магазины электроники вообще нельзя заходить. Люди стоят на улице и через окошки, как в круглосуточной аптеке, просят: «Мне нужен утюг». Им выносят и показывают утюг. А если нужен холодильник? Ситуация доходит до абсурда.

Если работает метро, зачем ограничивать посещение театров, если самолеты и поезда набиты битком, то почему не пускают людей на концерты? А каковы последствия таких ограничительных мер? Люди сходят с ума от страха перед будущим, от мыслей о том, как заработать деньги, как выжить, от страха за своих детей.

И все же во время локдауна вы продолжали плодотворно работать. К примеру, написали две книги – «Узелки» и «Водка как нечто большее». Расскажите про вторую, почему вдруг такая тема?

- Тема возникла не «вдруг», я писал книгу больше 10 лет, что-то переписывал, что-то добавлял. Жанр определен как «труд» – это четыре эссе. И, конечно, я не писал о самой водке – это бессмыслица. Я писал о водочной традиции в нашей стране, о том, какую роль она играет в нашей жизни, в нашем российском миропорядке.

Это веселая, забавная книга, которая позволит человеку, прочитавшему ее, сопоставить свой опыт с моим или даже общероссийским опытом общения с водкой. Убедиться в том, что все это может быть намного правильнее: что выпивать в одиночку – это стыдно, что пьянство – это свинство, что алкоголизм – это смерть.

Худрук «ФЭСТа» о проблемах театра, неслучайных зрителях и воспитании любви>>

- «Водка как нечто большее» - у вас получается находить это «большее» в самых простых вещах и ситуациях. В ваших произведениях обычные предметы приобретают смыслы, как так получается?

- Без человека сами предметы бессмысленны. Дерево в лесу для меня не имеет никакого значения, если я на него не смотрю. Но если я его вижу – со мной что-то происходит, я что-то чувствую, и именно это интересно. Впечатления, чувства, ощущения – в них главный смысл.

Я не люблю, когда люди мне говорят: «Посмотрели ваш спектакль – есть над чем подумать». Чего там думать? Мои спектакли не ребусы, не загадки, не философские трактаты, не учебники – над ними не нужно думать.

Нужно чувствовать. Я всегда стараюсь, чтобы человек что-то почувствовал, по возможности то же самое, что когда-то чувствовал я, когда со мной происходили те или иные события, которые описаны в том или ином произведении. Это самое интересное.

- В своих интервью вы часто прибегаете к эпитету «интересно», и можно с уверенностью сказать, что у вас очень интересная жизнь. К примеру, этим летом вместе с Клубом полярных путешествий вы отправляетесь на ледоколе к Северному полюсу. Как вы стали членом экспедиции?

- Меня туда пригласили, я сыграю на ледоколе два творческих вечера, когда корабль будет совершать проход по Баренцеву морю. А я про море знаю многое, все-таки я служил на флоте и знаю, о чем можно рассказать людям в открытом море, да еще если качает.

Но, безусловно, мне и самому очень хочется совершить это путешествие. На атомном ледоколе побывать уже интересно, а выйти на нем в море, в холодное штормовое Баренцево море, это большое приключение. Дойти до островов архипелага Франца Иосифа, увидеть белых медведей в дикой природе, увидеть полярный день, дойти до Северного полюса. Мало кто среди всего человечества там побывал – это как в космос слетать.

Художник Ольга Шарапова: «Раньше я писала новости, а теперь пишу картины»>>

- Можно сказать, что сбудется очередная ваша мечта?

- Нет, как можно об этом мечтать? Это же кажется невозможным, как можно о таком мечтать всерьез? Если только в детстве, а я жил в Сибири и как-то на Северный полюс мне не хотелось.

- Хорошо, но о чем-то, наверное, вы все-таки мечтаете?

- Я хочу, чтобы все это, связанное с пандемией, ограничениями, запретами, поскорее закончилось. Как раньше, наверное, уже не будет, но хотя бы более-менее как прежде. Чтобы можно было строить хоть какие-то планы на жизнь.

Невозможность планирования жизни для меня самое тяжелое душевное страдание, оно приносит ощущение беспомощности, ощущение, что ты не можешь справиться с обстоятельствами, что от нас ничего не зависит – совсем.

Это очень тяжело – это ощущение обесценивания всего, чем ты жил и над чем трудился, самого места, которое я ощущал своим в этом мире.

И еще я очень хочу, чтобы из уст политиков перестало так легко и без всяких эмоций вылетать слово «война». Я очень хочу, чтобы названием моей родины и любимой страны, в которой я родился, перестали пугать детей за границей. Очень хочется, чтобы мои соотечественники, мои современники жили бы побогаче, поблагополучнее. Такие у меня, очень простые желания и мечты.