Режиссер Юрий Быков: про «дураков», фильм об Украине и работу с Хабенским

Юрий Быков - режиссер «другого» кино. Его картины «Майор» и «Дурак» стали событием в отечественном кинематографе, собрали множество наград кинофестивалей, среди которых «Ника», «Золотой орел», «Кинотавр» и Каннский кинофестиваль. Несмотря на успех и признание, сегодня Быков отошел от острого социального кино и занимается коммерческими проектами. Сейчас он снимает фильм о космонавте Леонове с Константином Хабенским. Что заставило отказаться от социальных драм и съемок картины про ситуацию на Украине, почему в своих фильмах он многое делает сам и каково работать с Хабенским, Быков рассказал в интервью РИАМО.

Киноместа в Подмосковье, где снимались восемь легендарных фильмов>>

- Вы и режиссер, и композитор, и монтажер, и звукорежиссер. Почему такой широкий профиль и не тяжело ли совмещать?

- У нас такая страна, где делать что-то получается только у одиночек. И здесь дело не в качестве даже, а в том, что чужие начинания, как правило, никого не вдохновляют, поэтому ты вынужден многое делать сам. Нет, конечно, люди помогают, но вопрос в том, сколько это занимает времени и денег.

И когда ты начинаешь, ты максимально должен себя проявить. Это как некоторых детей плавать учат – бросают в воду и выплывай сам. Да, мне предлагали помощь монтажеров, звукорежиссеров в то время, когда я делал свои первые шаги, но если бы я тогда прибегал к их услугам, то, думаю, работа вышла бы крайне средняя. Потому что вовлечение человека в дело не прогнозируется – можно заинтересовать кого-то, но можно и не заинтересовать.

Могут попасться люди, и это не раз было в моей карьере, которые формально выполняют свою работу. Так как у меня со временем выработались навыки в одной, второй, третьей профессии, и я делаю все достаточно быстро, я понимаю, что таким образом сам себя ввожу в зону комфорта. То есть у меня нет сомнений в достижении нужного результата. Например, был у меня опыт работы с композиторами – ничего дельного в то время и в тех условиях из этого не вышло. Поэтому, дабы не переделывать работу за других, решил все делать сам.

- В «Майоре» вы выступаете и как режиссер, и как актер. Есть ли на площадке люди, которые могут сказать, мол, Юрий, то-то и то-то делаете не так?

- Ну, это было бы тяжело во времена пленки. Сейчас ты отыграл дубль и тут же его пересматриваешь. Другой вопрос: как ты к себе относишься. Ведь все творческие люди тщеславны. И я, в общем-то, артист неплохой, за эту роль мне потом «Нику» дали… Нет, я не хватаю звезд с неба, но если я знаю, что тут я могу сыграть, то особо не волнуюсь за это. На самом деле, мне так даже легче.

Но есть и другие режиссеры. Например, Говорухин. Он набирает команду, садится в кресло и только принимает результат. То есть, это вот мне нравится, а это – не нравится, переделайте. Так вот, я из тех людей, кто лучше все сделает сам. А вообще, вот возьми человек 15 толковых продюсеров, и они ведь все смогут сделать сами. Я много раз видел такие ситуации, когда такие люди зачем-то берут режиссера, но в процессе он курит где-то в сторонке...

Зачем же в таком случае брать режиссера? Это же нелогично даже с финансовой точки зрения. А когда я на площадке занимаюсь и тем, и тем, и тем, у команды возникает ощущение, что они – мое кино. И что работаем мы именно на него. И тогда появляется понимание того, что я хочу, и работа идет легче.

Фильм ужасов снимут про заброшенную Ховринскую больницу в Москве>>

- С какого возраста вы загорелись идеей стать режиссером?

- Я не думаю, что когда-либо загорался этим. Вообще, к творчеству я всегда относился лояльно – это была некая отдушина для меня. Я и стихи писал, и рассказы, и музыкой занимался, но все это было для того, чтобы уйти от социальной действительности, в которой я родился и вырос. Более того: я думаю, что это вообще всегда основа основ для любой деятельности. Конечно, если она направлена на то, чтобы просто зарабатывать деньги, то это уже другой разговор.

А режиссура пришла ко мне со временем. До поступления на актерский факультет пытался представить себя в роли режиссера. Даже какие-то работы писал во ВГИК для поступления. Но потом, наверное, побоялся и перестал это делать. А полноценно это пришло ко мне тогда, когда я осознал, что мне есть что сказать – именно для этого я режиссуру и использовал. Это был способ говорить то, что хочется, используя для этого самый распространенный в современности язык.

Будем откровенны: книги сейчас никто не читает. Соответственно, сняв какой-то интересный контент, используя хороший сюжет и людей, которые эффектно существуют в эффектных обстоятельствах, можно заинтересовать большее количество людей. Поэтому я и начал изучать эту область и сделал попытку стать режиссером. Но не секрет, что я не являюсь апологетом классической режиссуры и не являюсь ее представителем в принципе.

- Получается, что с самого начала вы решили снимать социальное кино?

- Конечно. Будучи максималистом в молодости, хотя я и сейчас человек нестарый, меня прежде всего интересовали социальные высказывания. Это попытка осознать реальность самому, ранее – попытка изменить мир, в дальнейшем – показ правды, чтобы существовал некий контент, которым может пользоваться любой здравомыслящий человек, чтобы не сойти с ума и адекватно воспринимать действительность.

Для меня высказывание значит больше, чем форма. Это только последние два года я занялся ремесленной режиссурой – работой на заказ. Собственно, это и есть профессия: продюсер ставит тебе задачи, ты их выполняешь. Но в своих картинах я придерживаюсь смыслов и, честно говоря, не особо увлекаюсь поиском новых форм – у меня и материальных возможностей для этого нет.

Для меня важно снять человека, который говорит и делает те или иные вещи. И чаще всего форма создается из этих обстоятельств – это и нервная камера, и стремительный монтаж, и все прочее. С одной стороны, тут желание заинтересовать зрителя, а с другой – чисто технические и материальные моменты.

Психолог: «Интернет-зависимость - когда испытываешь ломку в кафе без Wi-Fi»>>

- Есть ли режиссеры, работы которых повлияли на ваше мировоззрение?

- Прежде всего, это американское социальное кино 70-х годов. На советскую кинематографию в этом моменте ориентироваться трудно, несмотря на то, что были примеры большой режиссуры. Все равно в СССР из-за рамок социального строя были очень серьезные ограничения. Хотя, конечно, и Балаян, и Герман, и Панфилов оказали свое влияние. Прежде всего, эстетическое.

Но в плане социального высказывания я сформировался самостоятельно. А язык, формы, методы и инструменты – это просто просмотр кино. В частности, из западных, это и Люмет, и Коппола, и прочие. Но вообще в этом плане я довольно консервативный человек и не могу назвать фамилии современных режиссеров, так как сейчас происходит перманентный поиск новых форм. А я к форме отношусь равнодушно.

- У вас и «Майор», что «Дурак» сняты при поддержке Министерства культуры РФ. Как они вообще на это согласились?

- Вопрос интересный, но ответ на него простой. До того момента, когда пришло осознание, что картина «Левиафан» вызывает определенный резонанс и разделяет общество на два лагеря, любое социальное драматическое кино воспринималось как художественное высказывание. Хотя, конечно, не всегда. Картины, которые снимались режиссерами, не всегда воспринимались теми, кто дает деньги, благоприятно. Ни для кого не секрет, что слово «артхаус» - это обзывательство.

Но до тех пор, пока это было кулуарное явление, никого это не волновало. Ну сняли фильм, сами себя похвалили, съездили с ним, может быть, на Запад, где взяли какие-то награды. Последнее для Минкультуры важно – прежде всего, для отчетности. Мол, за деньги министерства снято столько-то картин, которые взяли такие-то призы. Но после «Левиафана» стало понятно, что кино – это в том числе инструмент пропаганды, как бы ни хотелось Андрею (Звягинцеву – режиссеру фильма «Левиафан» - ред.) этого слова избежать. Особенно в его случае, ведь он, по его словам, снимает былинное кино про человека в целом.

На самом деле, «Левиафан» - это прецедент большой политики в кинематографии, с которого пришло понимание того, что с помощью таких картин можно, если смотреть с позиции консерваторов, разваливать общество или же, с точки зрения либералов, его консолидировать вокруг реформаторских настроений. И после этого потоки перекрыли. Я не думаю, что теперь фильмы вроде «Левиафана» будут финансироваться. Более того, сейчас даже какие-то околосоциальные темы уже тяжело продвинуть. Сейчас из-за этого практически все артхаусные режиссеры, которых я знаю, перешли на коммерческое кино. Я вот снимаю «Время первых», Мизгирев готовит для Роднянского большую 3D-картину, Хлебников занимается сериалами – все в общем-то поняли, что лавочку закрыли.

Имена 16 режиссеров увековечат на аллее звезд киностудии им Горького в Москве>>

- То есть ваша пауза в социальном кино вызвана именно этим?

- Нет, я сделал паузу в социальном кино осознанно. Во-первых, потому что это душевный труд. Это постоянно заставляет обращаться к несовершенству мира, а это просто вредно для психики. Когда я был максималистом, мне казалось, что вот эта злость к порокам будет двигать вперед, но на самом деле она только разрушала.

И в тот момент, когда «Дурак» стал известным фильмом, у меня было очень серьезное душевное опустошение. Я понимал, что снял картину о безысходности абсолютной. И не сказать, чтобы я показал неправду, но ведь с этим невозможно жить, развиваться. Это тупик. И сейчас мне надо все переосмыслить, ведь если я так отношусь к реальности, то финал будет плачевный.

Ну а если развивать эту тему дальше, то надо понять, какие из этой ситуации могут быть выходы. Поэтому эта пауза чисто моя. Не потому, что мне нечего сказать или не на что снимать – причина в другом. Знаете, у рок-н-рольщиков есть хорошая фраза: «Живи ярко, умри молодым». У каждого наступает период в жизни, когда он такую возможность имеет. Мне же уходить из жизни не хочется, поэтому надо остановиться и перенаправить свое творчество в некое позитивное русло, найти из этого какой-то духовный выход. Ведь если бы его не было, то и жизнь бы не существовала. Нет, конечно, я буду продолжать снимать социальное кино, но для этого мне вновь надо обрести платформу под ногами.

Ведь то, что я делал раньше, получалось на юношеском максимализме – мне казалось, что надо проораться, а остальное неважно. Но это неправильно. Это позиция ребенка. Мужчина же должен понимать, что его действия влекут за собой последствия. И да, в жизни обязательно надо обрести радость, счастье. Без этого она в общем-то бессмысленна.

- На показе «Дурака» от одного из зрителей прозвучала фраза: «Этот дом – наше государство».

- Не могу сказать, что этот дом является такой уж прямо метафорой. Хотя бы потому, что в нем живут самые низы. В фильме есть, конечно, и представители другой касты людей, которые имеют власть и деньги, но это не значит, что они более симпатичны. Но дом не является метафорой общества, дом – это скорее общественная проблема.

Да, конечно, проще считать, что трещина прошла по России, но этот фильм, скорее о сочувствии, сострадании, соучастии и смысле жизни. Если его корень - в собирательстве, в коллекционировании богатств и излишеств, то тогда мы просто животные. Это не хорошо и не плохо – я не знаю, как это.

Может быть, трагедия чувствующих людей как раз и заключается в том, что они являются лишними. Ведь все договорились как-то сосуществовать: слабые занимаются своими делами, сильные ими помыкают. Если так, то в таком случае все религиозные, моральные и прочие ценности являются лишь ширмой. Или отдушиной, чтобы строить иллюзии. Но мне бы этого не хотелось.

Появляются новые принципы и нормы, но проблема тем не менее никуда не девается. Мы не можем договориться о главном: кто мы друг другу, есть ли какие-то ценности? И становится понятно, что если жить в ощущении безысходности, то это тупик. Если же нет, то тогда смысл жизни в том, чтобы понимать, сопереживать, разделять чужую боль.

Один день в Губернском театре: как завивают усы и варят варенье на сцене. ФОТО>>

- Однако складывается ощущение, что низы вроде бы и не против, чтобы ими помыкали…

- А низы не могут быть за или против. Они поэтому и внизу, что у них нет социальной воли. Почему говорят: «Русский бунт – бессмысленный и беспощадный»? Потому что бунтуют из-за того, что есть угроза потери жизни. Не из осознания своего гражданского места, своих прав и прочего – нет. До тех пор, пока их хоть что-то устраивает, они будут сидеть на месте.

А власть имущие выходят из того же народа. Просто кому-то повезло чуть больше, кто-то наглее, злее, сильнее. А благородные люди выходят не из благородных семей – это чистая генетика. Если человек тонок, то он задается вопросами, чувствует и сопереживает. Если же его интересуют материальные вещи, то тогда он ограничен. И у него есть два пути: быть внизу, если ты слаб, или же быть наверху, если ты можешь сожрать слабого. Я не разделяю людей из этих групп. В общем-то они идентичны. И в данном случае герой борется против них всех.

- Но в итоге оказывается раздавлен с двух сторон...

- Не совсем верно. В итоге чиновник, который был едва ли не первопричиной всех проблем, жертвует собой ради спасения главного героя. Дело в том, что человек сильный, каким бы он ни был, все же способен на поступок. Потому что в нем есть чувство собственного достоинства. Оно не всегда проявляется в позитивном смысле, но иногда сила воли может заставить сделать что-то значимое. А добродушный на вид человек, если он слаб, останется предателем и промолчит.

Поэтому общественная проблема все-таки не только в отсутствии сочувствия, но еще и в трусости. В человека не закладывается дух. С детства нам вкладывают в голову, что жизнь одна, а все остальное – макияж, который действует до определенного момента. Когда же наступает критическая ситуация, люди становятся животными. Поэтому в этом смысле человек сильный способен на поступок, но не всегда его делает, так как занят накоплением богатств.

Но ведь изначально в нас заложено много хорошего – другое дело, что не всегда хватает сил все это раскрыть. И в этом смысле я давно перешел от порицания к пониманию того, что человек слаб. И это же оставляет надежду на то, что отдельные личности все-таки способны менять что-то в этом мире, вдохновлять остальных. Поэтому хоть Дима Никитин (главный герой фильма «Дурак» - ред.) в картине и проиграл, но его пример послужит благим целям. И это, может быть, важнее любого позитивного финала.

Киностудия имени Горького в Москве проходит масштабную реорганизацию>>

- Получается следующая картина: дом того и гляди рухнет, люди в нем погибнут, чиновников «закроют», а главный герой лишился всего. Кто же в финале остался дураком?

- Да никто им, в общем-то, не остается. Все получают по заслугам. В том числе и главный герой.

- Но главный герой-то за что? Ведь он действовал из благородных побуждений.

- Но жизнь не строится по принципу справедливости. Человечество ведь довольно молодое. И мы до сих пор не смогли себя изучить: у нас есть «айфоны», но нет понимания смысла того, что мы здесь делаем. Мир на данном этапе все же животен, и надо понимать, что если ты делаешь поступок, то к нему не отнесутся, исходя из моральных норм. Он будет расценен с точки зрения прагматики: если ты мешаешь кому-то, то тебя уберут, если мешаешь сильно, то тебя убьют. Вот и все.

Другой вопрос - во что мы должны начать верить? Дебри это, откровенно говоря… Но где-то вдалеке маячит огонек, который гласит, что сочувствие и сострадание – это все-таки надежда. Поэтому я стараюсь в своих картинах никого не обвинять. Моя задача – объяснить природу поступков. Тогда, быть может, их удастся избежать.

- Ранее вы говорили о том, что в «Майоре» образ главного героя фильма взят с небезызвестного майора Евсюкова, который расстрелял людей в супермаркете...

- На образ главного героя фильма «Майор» повлияла, скорее, ситуация вокруг того эпизода. Сам же Евсюков, на мой взгляд, не является предметом для изучения. Он ограниченный человек, который просто зашел в магазин и перестрелял людей – я же снимал кино в общем-то о персонаже хорошем и глубоко нравственном. На своем уровне, естественно.

Их разделяет то, что Соболев – человек сильный. Его трагедия в том, что у него напрочь испорчен моральный компас. И хоть на меня и обижается полиция за этот фильм, но я убежден, что ничего плохого я про них не сказал. Я лишь представил их заложниками системы.

- После аварии герои приезжают в дом к начальнику полиции, где Соболев раскаивается и заявляет о готовности ответить за содеянное. Но в ответ ему говорят, мол, зачем? Мы все красиво обставили! Выходит, одной из задач фильма было показать эдакое государство внутри государства, где свои защищают только своих?

- Это даже не просто государство в государстве. Здесь присутствует четкая феодальная система: есть свои вассалы, рыцари и прочие. И чтобы жить красиво, надо периодически рубить соседей. В частности, когда 90-е перестали существовать, полиция начала «крышевать» проституцию, торговлю наркотиками и даже оружием. И тогда стало понятно, что пацаны надели погоны. Раньше были бандитские группировки, а теперь такие же – только среди полицейских. И один человек в другой округ, скажем, со своим уставом войти не может.

Моя же дилемма заключается в том, есть ли единый нравственный закон для всех. Вроде бы, его провозгласили – это и толерантность, и мораль, но на поверку я вижу, что люди продолжают выживать за счет других людей. В «Докторе Живаго» была на этот счет хорошая фраза. Главного героя спрашивают, мол, почему вы так странно устроены? При царе в порядке, при Советах в порядке. А Юрий ему отвечает: «Знаете, я не очень верю в загробную жизнь». Наверное, отсутствие того, перед кем отвечать, есть причина всех бед.

Пять кинокартин планируют снять в московском метро в 2015 году>>

- Главный герой картины признает свою вину и готов ответить за свой поступок, о чем неоднократно заявляет, но в конечном счете система его ломает. К кому же его отнести: к простому народу или же к госмашине? Ведь он, вроде как, выступает и там, и там…

- Соболева не ломают. Конечно, любые слова должны быть подтверждены делом, но в данном случае есть четкая грань между теми, кто совершил злодеяние и поет «Кумбая», и теми, кто после этого остался разбитым на всю жизнь, как и главный герой. Соболев глубоко раскаялся, он искренне сопереживает матери, у которой погиб ребенок, но на нем лежит ответственность за собственную семью. И в конечном счете он делает то, что делает.

Быть может, он и жене-то своей никогда об этом не расскажет. И поверьте, такое количество мужчин живут с грехом… Все чаще и чаще приходится идти по головам. Вон, посмотрите на любого человека, у которого есть «Кайен». Откуда он у него? От того, что он честно работает сантехником? Вряд ли. Где-то что-то украл, кого-то обманул. Конечно, у кого-то порок ниже, а у кого-то выше. Кто-то и вовсе способен на убийство.

- Но система все равно давит в нем благородные позывы, в результате чего финал у фильма плачевный. Выходит, что дальше отношения полиции и людей будут только ухудшаться?

- Дело даже не в этом. Соболев попытался поступить правильно в той системе координат, где это не принято. Общество же существует по некоему социальному договору, который в данном случае важнее морали. Все вроде бы договорились, что слабые делают то, а сильные – это, но тут появляется Соболев, который из благородных побуждений делает все только хуже. В этом-то и проблема. В попытке поступать правильно ты рискуешь разрушить то, что с потом и кровью складывалось до тебя.

- То есть выхода нет?

- Это смотря по тому, о чем мы говорим. Например, со временем человечество создало эдакие буферные зоны. Оазисы спокойствия, если угодно. Это Новая Зеландия, Канада и прочие подобные государства. Так вот, можно занять место в этих зонах и, что называется, не отсвечивать. Не мешать сильным управлять слабыми. Другой вопрос: устраивает ли тебя это?

А попытки морализировать общество в абсолюте приводят к еще большим жертвам. Человек ведь не совершенен. Конечно, можно принести себя в жертву, как Христос, и дать вдохновительный посыл… Революции, как мы знаем, совершаются от безысходности. Людям кажется, что вот сейчас сменится власть, и все станет лучше. Но лучше не становится, так как не меняются сами люди ни в низах, ни в верхах.

Посмотрите, например, что творится на Украине. Народ действительно стоял на Майдане, потому что им надоел Янукович – затем пришли другие. Сильные, безусловно, раз смогли сместить предыдущих и договориться с американцами, но разве они думают о людях? Выхода на этом материальном уровне не может быть так же, как и не может быть рая на земле.

Есть другая штука – социальное развитие. Но история наша показывает, что Россия – страна диких экспериментов. Это как Наполеон говорил: «География – это приговор». Когда наши либералы говорят, мол, давайте жить, как на Западе, нельзя забывать о том, что для того, чтоб встать на такой уровень, Европа высосала весь мир, начиная века с 17-го. А в России всегда был какой-то бардак: то монголы придут, то вольтерьянцы, то еще кто-то. И здесь делать рай на земле? Нет для этого никаких исторических и ментальных предпосылок.

Поэтому, если говорить, о выходе, то он, скорее всего, в сочувствии и во взаимопомощи. Не пройти мимо лежащего на улице человека – это уже поступок. Никто не требует тут геройства. Это, знаете, как в детстве говорили: «Если немцы пытать будут, все расскажешь?» Я бы, наверное, рассказал все. Но не потому, что я плохой человек. Просто у меня болевой порог низкий или еще что-то. Поэтому суть – в понимании несовершенства себя и окружающих и в помощи людям.

Александр Мостовой: «Слуцкий в сборной России – это вообще никак»>>

- Давайте перейдем к вашим новым проектам. Сейчас вы работаете над «Временем первых». Расскажите, о чем будет картина?

- Фильм будет о Леонове как о человеке, который ждал шанса проявить себя. Мы размышляли над проблемой героя. И его проблема была в том, что, будучи способным полететь в космос первым и при этом самым подготовленным из всех, он своего шанса не получил из-за превышения в росте на четыре сантиметра. И он ждал довольно длительное время. Не секрет, что на момент «золотого времени» советской космонавтики Леонова никто не знал. Но в итоге сейчас его ставят чуть ли не в один ряд с Гагариным. Это история о человеке, который думал, что не совершит ничего значимого, но добился успеха, полагаясь на собственное упорство.

- Что в «Методе», что во «Времени первых», главную роль исполняет Константин Хабенский. Ранее у вас звезд такой величины в проектах не было. Почему именно Константин?

- Тут, скорее, надо спрашивать, почему выбор пал на меня в «Методе» и во «Времени первых» (смеется). Я Хабенского не выбирал ни в одном случае, но при этом рад с ним сотрудничать, поскольку это один из самых доброжелательных и талантливых артистов. Насчет «Метода» - насколько мне известно, это изначально был проект Александра Цекало, заточенный под Хабенского. И меня в него пригласили после того, как Хабенский с моей кандидатурой согласился. А для роли Леонова во «Времени первых» Константин подходил идеально.

- Работать с Хабенским приятно?

- Конечно же приятно. Он профессионален, очень монтажен, спокоен, рассудителен. Много идей предлагает. Знаете, как сейчас говорят, он достоин всех тех денег, которые заработал. Но при этом Константин не является звездой в плохом понимании этого слова – он держится в стороне, так как в жизни через многое прошел. Тщеславие для него не самоцель. Да, он понимает, что ему надо быть на виду, чтобы оставаться в профессии, но не более того. Поэтому с ним в этом смысле очень комфортно.

Мосгордума может запретить проносить алкогольные напитки в кинозалы>>

- В начале года появилась информация, что вы взялись за проект о ситуации на Украине, однако затем его забросили. Почему?

- Все очень просто: если бы я снял фильм таким, каким я его вижу, в моей жизни наступил бы довольно драматичный период. Я же русофил, у меня очень консервативный взгляд на мир. Поэтому я не могу отстаивать интересы украинцев – я полностью на стороне Донбасса в этом вопросе. И я прекрасно понимаю, что эта буча устроена американцами, для которых в данном случае важно лишь подлетное время ракет.

Западная цивилизация пытается выжить, и мы в их планы не входим. И украинцы оказались заложниками этой ситуации, для них настали тяжелые времена. Хотя очевидно, что они в любом случае должны были быть под кем-то – о чем тут говорить, когда у них на здании СБУ рядом висят флаги Украины и США. Ну это разве серьезно? Понятно, что они позарились на какие-то там мнимые перспективы, но чтобы разделять людей на категории и бить по неугодным… Ну, это не выход. Если люди на Донбассе хотят говорить на русском языке, то что в этом такого?

Я недавно был в Севастополе. Там такое количество русской крови пролито, что этот город просто не может быть американским. И после всех этих событий я на волне возмущения хотел снять мощное кино. Но тогда же я понимал, что общественного мнения я не изменю – и без меня 85% жителей России считают Севастополь русским городом. Зачем мне подставляться под удары либералов? Вся Москва либеральна – они ведь просто съедят. Да и на Западе я все еще интересен культурным людям. Поэтому не хотел давать почву для пересудов и решил этот проект отложить.

- Получается, фильм про Украину припасли для худших времен?

- Абсолютно верно. Когда совсем уже терять будет нечего, либо же внутри России будут антирусские настроения преобладать, то как рубану с плеча… Но пока еще пожить охота (смеется).

Как открывался 37-й Московский Международный Кинофестиваль. ФОТО>>

Влад Жуков